Проектирование в виртуальной реальности, судьба «человейников» и архитектура, которая расскажет о сегодняшней эпохе спустя столетие: интервью с основателями АБ «Гордеев — Демидов».

Каждый проект отражает глубокую, в чём-то философскую, позицию его создателей. О том, как создаются проекты и на каких принципах строится работа бюро рассказали партнёры АБ «Гордеев — Демидов»: архитекторы Павел Гордеев, Никита Демидов, Борис Демидов и главный инженер Михаил Герт.

Интервью: Дарья Лоскутова

В 2019 и 2020 годах завершилось строительство нескольких объектов, проектирование которых началось задолго до сегодняшнего дня. Изменились бы эти проекты, если бы они создавались сейчас?

Н.Д.: Мы никогда не стремились делать модные вещи. Мы всё делали наоборот — немодное. Если проект получается вне времени, и ты не можешь сразу точно указать, когда это было сделано, то можно считать, что это неплохо. Такой подход был тогда и есть сейчас, но сегодня хороший архитектурный тон входит в моду. Мне кажется, это то, чего сегодня ждёт заказчик. В архитектуре наш уровень стремится к европейскому, а европейский — падает. Проблема в том, что задачи разные, но и они скоро сравняются.

М.Г.: Со стороны инженерии основной подход тоже сохранился: максимум функциональности с минимальными затратами. Со временем стали включать в работу новинки рынка. Благодаря тому, что все производители сейчас работают над совершенствованием своей продукции, таких новинок довольно много. Меняются габариты установок, всё автоматизируется, технологии становятся более энергоэффективными, уменьшается пространство, необходимое для технических помещений — всё это позволяет нам сделать объект лучше, в том числе визуально. Например, с кровли исчезает громоздкое инженерное оборудование. Конечно, что-то всё равно остаётся, но вид уже становится гораздо лучше.

На что сейчас смотрят заказчики, если говорить, например, о жилой застройке? И на что обращают внимание жители?

П.Г.: На то, что мы делаем, влияет не только заказчик, наше видение или желание что-то изменить. В первую очередь, на коммерческую архитектуру влияет рынок, влияет спрос. И мы, как потребители, покупатели, — самые сильные игроки, которые могут изменить рынок. Если мы не хотим жить в «человейниках», то никто и никогда их не сделает: ни один девелопер не мечтает построить себе дом-памятник, в котором никто не будет жить. Кризис в 2008 году стал переломным моментом, когда мышление начало меняться: от того, что мы продаём квадратные метры до того, что мы продаём продукт. Рынок коммерческой недвижимости стал более внимательным к желаниям потребителей. Наша задача сводится к тому, чтобы максимально воплотить все эти идеи в качественный продукт. За реализацией такого продукта стоит не только архитектурный замысел, но и его техническое воплощение. Возникают ли противоречия между архитектурой и инженерией проекта?

М.Г.: Любая техническая задача решаема, надо только найти путь её решения. И технические решения, которые мы закладываем в архитектуру, позволяют реализовать практически любые архитектурные задумки. Здание Торговой галереи, ИТЦ — это очень сложные с точки зрения инженерии объекты. Но все идеи, которые мы закладывали в эти проекты на стадии концепций, эскизов, видения заказчика, наших желаний — мы все реализовали. Хотя внешне этого не видно, но вся техническая начинка реализована именно так, как было нужно. Хорошая инженерная работа незаметна, но если здание функционирует, значит всё сделано правильно.

Один из последних проектов вы презентовали в VR-очках. Какие новые технологии помогают в проектировании, а какие остались прежними?

Н.Д.: Это очень интересная технология для архитекторов, если говорить про сам процесс проектирования. Раньше в арсенале были объёмные модели и масштабная перспектива. А сейчас появилась виртуальная реальность, которая даёт ощущение от масштаба, которое не давала ни перспектива, ни макет. Это равноценно тому, чтобы построить здание и походить по нему. Мы стали погружаться в эту среду во время проектирования и смотреть, что получается, а что нет.

П.Г.: Все по-разному относятся к этой технологии. Пройдёт какое-то время для принятия её как инструмента, который, возможно, мог бы быть основным. Рендеры, макеты, чертежи показывают очень маленький процент от того, что мы делаем. Картинки не могут охватить все зоны и детали проекта. Виртуальная реальность позволяет больше раскрыть проект и более наглядно его продемонстрировать.

Н.Д.: На презентации заказчик погружается в эту среду и ему проще представить проект. А нам проще обосновать хорошие, но неочевидные решения. В последнем проекте, например, мы сделали открытые балконы треугольной формы. Рендер никогда не передаст то ощущение, когда ты выходишь на этот балкон и смотришь по сторонам. Проект — это результат взаимодействия. И для того, чтобы всем взаимодействовать, этот инструмент очень помогает.

Б.Д.: Чертёжная доска, карандаш и калька — мне кажется эта технология проектирования останется надолго. Эта технология — самая близкая к мысли: между карандашом и мыслью практически нет никакого промежутка. 3D-модели и рендеры — это инструменты, которые будут меняться и становиться сложнее, их будет больше, а подача материала эффектнее. Виртуальная модель — это результат поиска, но нельзя переходить сразу от мысли к технологиям, нужно обязательно пройти этот «ручной» период — этап, где карандаш непосредственно следует за мыслью, а уже потом всё остальное.

Если говорить о современности как о том, что соответствует сегодняшнему дню — пандемия коронавируса окажет какое-то существенное влияние на подходы в проектировании?

П.Г.: Бесследно 2020 год не пройдёт. Мне кажется, современное поколение будет больше внимания уделять здоровью. Скорее всего, влияние на архитектуру окажется таким, что экологическая составляющая будет максимально реализована. А как это будет сделано — мы сейчас находимся только в поиске этого инструмента.

Н.Д.: История бесконечно повторяется: всегда были эпидемии и разные катаклизмы. Молодые люди, достигшие сегодня 20 лет, уже не видели ни революций, ни бедности, ни войны. Эти люди живут в практически идеальном мире относительно благополучной жизнью. Пандемия коронавируса напомнила о том, что природа может быть враждебна и опасна для человека. Возвращаются базовые ценности, любой молодой человек понимает, что опасность есть и жизнь конечна. А когда люди нацелены на выживание, они делают правильные, здоровые вещи.

Б.Д.: Конечно, это беда, лучше бы этого не было. Но, раз уж такое случилось, может это как-то отрезвит, заставит отказаться от сиюминутных предпочтений. Многие говорят, что с самоизоляцией меняется отношение к дому. Но город — тоже в каком-то смысле дом. Раньше и гулять-то времени особо не было, а сейчас приходится совершать прогулки по городу, и ты всё время натыкаешься на какие-то вещи, которые раньше уходили на второй план. Например, у нас постоянно крутится идея о том, что нужен пешеходный мост от Драмтеатра к стадиону «Динамо». Просто жизнь требует этого. Променад, который существует сейчас, упирается в Макаровский мост. А ведь для пешехода он антигуманный. А если посередине появится пешеходная перемычка, то этот променад совершенно по-другому будет функционировать. Эта мысль у архитекторов мелькала ещё в 60-х годах. Сейчас, может быть, наступает момент, когда можно о таких вещах подумать. У нас есть много незаконченных дел в городе. Может быть, эта пандемия заострит на них внимание. Может, у людей появится время об этом подумать, поговорить, и, возможно, это приведёт к каким-то решениям.

Вы говорите о том, что задача архитектора — создавать такую архитектуру, которая будет актуальна через десятилетия. Какая современная архитектура будет представлять нашу эпоху?

Б.Д.: Это тоже интересно. Я со многими даже спорил, многие архитекторы со мной не соглашались. А я говорил, что самая современная архитектура в нашем городе — это архитектура 20-30-х годов. Так получилось, что уровень этой архитектуры вполне европейский, если не мировой. 100 лет назад был перейдён Рубикон — началось современное движение в архитектуре. То, что тогда предложили Гропиус, Ладовский, Корбюзье, Леонидов, Гинзбург, Мис ван дер Роэ — всё это может быть современнее того, что делается сегодня. Это такой мощный фундамент, на котором строится вся дальнейшая архитектура. Меняется только мода, оттенки, а суть, философия — остаётся. Если сейчас построить некое сооружение по эскизам 20-30-х годов, того же Гропиуса или Ладовского, Гинзбурга — никто не скажет, что это нечто из прошлого. Этих ста лет как бы и нет, те идеи остаются современными по сей день.

Непросто объяснить, что значит «современная архитектура», но её основа в 20-х годах. Малевич нарисовал «Чёрный квадрат» и с этого момента началась новая живопись, а если учесть, как он экспонировался, то и новое отношение к пространству. После можно делать всё, что угодно, но началось всё тогда. Может первые шаги и были просты и схематичны, как всякое начало. Но это был важный рубеж, который открыл всё остальное. С тех пор это движение ширится и мы, каждый по-своему, находимся в этом потоке. Иначе нельзя, сопротивление бесполезно.

Что важно сегодня в изменениях городской ткани? Что считается «современным городом» и как близко к этому понятию Екатеринбург?

Б.Д.: Это понятие материализовалось как некая совокупность общественных пространств. Это не значит, что это отличает наш город — в этом плане мы, конечно, пока отстаём. У нас потенциально есть такие зоны: Литературный квартал, Исторический сквер, промплощади в центре, но они пока эту функцию в современном понимании в себе не несут. На этом сейчас надо сосредоточиться, и очень многое зависит от властей, от горожан. А с точки зрения архитектуры нужно не забывать о градостроительных принципах и ансамблевой застройке. Ещё Виктор Борисович Золотарёв на Градсоветах подчёркивал: любой проект существует не сам по себе, а в контексте, в городской ткани. В городском контексте надо работать не только над каким-то конкретным пятном застройки, но и над контекстом, чтобы всё это в целом составило некий ансамбль. Можно найти такое решение, которое не просто позволит поставить необычное здание, а сделает лучше и само место, и окружающая застройка заработает лучше. На это сейчас мало кто смотрит, да и на обсуждениях об этом забывают.

Что Екатеринбург ждёт в будущем? На что следует обращать внимание сегодня, чтобы завтра город был современным, удобным, комфортным?

Н.Б.: Должны немножко отболеть этими «человейниками». Нужно понять, что это проблема и осознать ошибки. Но это все переживают. Всё будет хорошо с Екатеринбургом. «Человейники» будут расселяться, им на смену придёт устойчивое жильё, центр будет реконструироваться, фасады со временем будут ветшать и переделываться. «Пассаж» через 20 лет реконструируется, фасад будет новым, современным, прозрачным. Город — это живой организм, он будет развиваться. Идей 70-х годов и сохранившегося исторического наследия хватит надолго. Екатеринбургу повезло — это очень интересный город с большим потенциалом развития.

П.В.: Мне к этому трудно что-то добавить, Никита Борисович всё озвучил. То, что город — это живой организм, он должен меняться — самое важное, что здесь прозвучало. Если мы будем держаться за что-то не совсем хорошее, если нам не хватит смелости и желания это изменить — это будет самое печальное, что только может произойти. Будут «человейники» или они совсем исчезнут — покажет время. Но самое важное — это то, чего хотим мы. И я говорю не только от профессионального сообщества, но и от лица тех, кто живёт в этом городе. Если мы хотим каких-то новых пространств — значит мы должны сформировать спрос на эти пространства и на то качество, которое там должно быть. Город уже меняется к лучшему: появляются новые уголки, каких пять лет назад никогда бы и не появилось. На это влияем мы. Важно ценить то, что у нас есть. А есть довольно много.

Н.Б.: Климат только паршивый.

П.Г.: Одевайтесь по погоде и всё будет.

Добавить комментарий

Вы должны зайти как в для комментирования записи